Глухи к словам, немы к мольбам,
Тлетворным порохом пропитано пространство.
Дорогой верною идём к гробам,
Прокладывая путь стрельбой упрямства.
Мир словно застрял на одной точке с того момента, когда это произошло. Стрелка часов остановилось на одном месте, солнце висело на небе слишком долго. Это время, такое продолжительное, состоящее из сплошного бездействия имело к этому безвременью прямое отношение с тех пор, как Кэсси узнала обо всем в срочном выпуске новостей. С тех пор, как она присоединилась к Юным Мстителям, включать новости превратилось в ее самую противную, вынужденно привитую привычку. Каждый раз после очередной вылазки, когда они, слишком юные для такой идеи благородства, надеясь на лучшее, спасали невинные жизни и старались обустроить чужой комфорт. Их никто не побуждал к этому, и, если хорошо подумать, не так уж сильно вдохновлял. Кроме Лэнг, конечно, которая упорно старалась продолжить путь своего отца, но по сути, если хорошо подумать, все дальнейшее их действо складывалось на определенной внутренней политике - способности, которые практически все из ее команды не просили, настигли их сами и эта мысль, что их дар или одновременно проклятье можно приложить к благим делам должна для этих благих дел использоваться. Прятаться от родителей, одевать каждую ночь костюмы, учиться на собственных ошибках после ситуаций, похожих на захват церкви когда-то, который стал началом их с Бишоп супергеройской карьеры - это была настоящая жизнь, которой они посвятили весь свой смысл и как жаль, что этот смысл привел к тому, что они имеют сейчас.
mogwai – half time
Кэсси помнит, как она, включив телевизор, видит с небольшого экрана полуразрушенное здание и искаженное отчаянием лицо Каплана. Она не понимает, что произошло, старается свести логически концы с концами. В голове миллион вариантов, которые не успевают сойтись в общую картину - Лэнг выбегает из дома и бежит так быстро, как может. Обгоняет вечные Нью-Йоркские пробки, толкает людей, дышит тяжело, чувствуя, как больно легким, прекрасно понимая, что пока она добежит будет уже слишком поздно. Ей очень, очень страшно думать о том, что все увиденное правда, что человек, обладающий такой силой, мог обратить ее не во благо, а во вред. Тогда она еще не знала причины и лишь потом поймет, что если бы она находилась в такой же ситуации, как Билли, то наверняка поступила бы также.
Человек умирает ровно столько раз, сколько теряет близких ему людей. И уже совершенно неважно, какую цель ты ставил в своей жизни до того, как этот близкий человек тебя покинул. Ты ничто, люди вокруг тебя не имеют никакого смысла. Нарочно или нет ты можешь убить сотни, тысячи невинных, вкладывая в свои действия всю свою боль до самой последней частички даже не надеясь на то, что это поможет. Ты будешь кидаться силой, вкладывая в нее все свое отчаяние, все свою злость, кричать, чтобы они жрали это и подавились, не понимая, что они падают к твоим ногам не потому, что извиняются за произошедшее - а хоть они и не виноваты, ты будешь винить их в том, что произошло - а потому, что мертвы, и их сердце перестало биться аналогично сердцу того, кто был тебе так неимоверно близок, и благодаря твои действиям будет также бросаться болью кто-то еще.
Все это было понятно Кэсси, словно она испытала эти ощущения вместо того, кого забирала полиция буквально на ее глазах - безжизненное, поникшее, с дрожащими руками тело. И она могла стараться оттащить защитников закона много раз и много раз слушать от них угрозы, что при очередной попытке сядет в камеру вместе с ним, она не могла поверить в то, что Уильям Каплан, тот самый Уильям Каплан, который имел столько благородных идей и был им так предан, мог совершить то, что совершил.
Она буквально задыхается из-за уже осядающей пыли, бетона и штукатурки, которая накрыла почти половину района, провожая Виккана взглядом в его поникшую спину не зная, что еще сказать. Она уже видела поднятое на носилки тело его брата близнеца со светлыми, грязными волосами и все произошедшее начинает выстраиваться в членораздельную цепочку, которая пугает ее еще больше, чем раньше. Чисто автоматически она садится в машину скорой помощи и едет до ближайшей больницы, не сводя взгляда с, казалось бы на первый взгляд, безжизненного лица. Она не обращает внимание на фразы типа "пульс падает, глюкоза", ни на "пульс стабилизировался", не обращает внимание на то, что доказательством жизни Томаса была эта машинка, которая заставляла слышать биение его сердца. Кэсси запуталась, не знает что делать в этот момент кроме того, чтобы тайком сжать его теплую руку ради лишнего доказательства, что он еще жив.
В больнице все происходит по классическому сценарию. На быстром шаге она идет вместе с каталкой и ее буквально силками выгоняют из реанимационного отделения. А потом ничего.
- Вы Высота?
Спрашивает ее мужчина в белом халате после трех часов, проведенных Кэсси в комнате ожидания.
- Да. - голос Кэсси получается хриплым и беззвучным. Она даже не обращает внимание на то, что ее назвали по супергеройскому прозвищу, которое раннее могло ей не иначе, как польстить.
Томаса вытащили с того света, Томас пережил тяжелую травму, Томасу нужен покой, Томас введен в искусственную кому. Да-да, доктор, она все это прекрасно знает, спасибо большое, только помогите встать ему на ноги. Только дайте, пожалуйста, увидеть его, а потом она уйдет.
И она видит Шепарда, используя эти несколько разрешенных минут не по назначению. Она даже не помнит, что сказала ему, а потом выходит из палаты и отправляется домой.
С тобой закон, со мной лишь вера -
Нельзя насильно принуждать к геройству.
Стремлений благостных химера
В дамоклов меч имеет обращаться свойство.
А дальше безвременье. Кэсси встает, Кэсси идет в университет, Кэсси бежит из университета в больницу, проведать, не очнулся ли Томми, а ей снова говорят, что нет и что ее обязательно оповестят по телефону, когда это случится. Она даже не замечает, как настроился против нее мир и всех, кто когда то делал все, что мог, этому миру во благо. По новостям, которые она раньше включала каждое утро и которое теперь не хотела даже слушать, говорилось о митингах, о бунтующих против мутантов людях, каждый день обмывались факты ущерба и подсчитывалось новое количество жертв той трагедии, которую устроил Билли, с которым не было никакой возможности связаться. Да, это была трагедия. Да, это была катастрофа. Но как уже было сказано выше - людям свойственно идти ради близких по головам. И Кэсси понимала, что Каплан виноват, как никто другой, но это не давало ей возможности терять надежду на то, что друга можно вытащить и он не будет продолжать гнить в тюрьме, где ему - тому самому человеку, который жил только благородными намерениями ради близких и тех, ради кого по ночам боролся - совершенно не место.
Проходят еще времени. По факту - немного, для Кэсси эти несколько дней равны году. На парах ей приходит смс о том, что Томас очнулся, она, не говоря ни слова, собирает тетрадки, ручки, запихивая их в сумку, и, говоря что-то нечленораздельное выбегает из аудитории, ловит такси, отдает деньги, говоря, что без сдачи и просит как можно быстрее довезти ее до больницы на 451 Кларксон Авеню.
А стоя в палате напротив лежащего Томаса она отмечает, что он похудел и выглядит просто ужасно. Конечно, это совершенно не то, что принято говорить людям, за чью жизнь ты буквально молился, но она, стоя рядом с дверьми словно провинившийся ребенок, больше не знает, что еще сказать. Как выложить на этого человека информацию, что его родной брат сидит за решеткой, которой руководит государство сильнее, смотрит пристальнее, чем за тюрьмами для насильников и маньяков-убийц?
Она аккуратно садится рядом с койкой, вперев взгляд в пол, а потом не замечает, как речь исходит из нее неконтролируемым потоком, за которой несконцентрированный человек просто не смог бы уследить и разобрать слова. Но человек, который лежал перед ней, был не просто кем-то, а Скоростью, для которого слова, как бы быстро Кэсси не старалась их произносить, могли быть сравнимы разве что со скоростью черепахи.
И вот сейчас, когда она, Ванда и Томас направляются в сторону штаба Мстителей, все, что может ощущать Лэнг - это сжирающий укол вины за то, что она не смогла заставить его лежать на месте в то время, как люди здравые в физическом плане - и в психологическом, в каком-то смысле - постараются решить эту проблему, просив помощи у человека, который, как думала Кэсси, не сможет им отказать.
Капитана Америку она помнила с самого детства. Он был ей, впрочем, как и Тони Старк, как крестный отец или дядя, который построил ее нынешние идеалы и был частью ее прошлого. Стивен Роджерс представал перед глазами Кэсси как человек консервативных и благородных взглядов, классический герой, которого описывают в книгах и к которому можно обратиться с просьбой, не боясь того, что тебя вышвырнут вон. Она не помнила, чтобы он хоть раз ругал ее за детские шалости, которые она делала в штабе Мстителей еще очень давно, и хоть детскую глупость нельзя было сравнить в масштабах с тем, что произошло, она могла лишь рассчитывать на его терпение, которое, по ее воспоминаниям, его никогда не покидало.
Уверенности прибавляла компания матери братьев Ванда Максимофф, которая казалась Кэсси стандартным шаблоном любой матери, которая узнала бы о подобной ситуации со своими детьми. Не представляя, как вела бы сама Лэнг на ее месте она уже приготовилась сдерживать конфликты и возможные повышенные тона, подкармливаемыми отчаянием и страхами за тех, кто кровь от крови и кого она могла уже никогда не увидеть.
В штабе никого нет, кроме Стивена Роджерса, что добавляет Кэсси лишней уверенности в том, что шансов разъяснить все в спокойной манере у них намного больше, чем казалось на первый взгляд. Она несколько секунд смотрит на него, понимая, что он не может быть не в курсе всего произошедшего и наверняка догадывается о цели их визита.
- Мистер Роджерс, - она говорит это подчеркнуто вежливо, вовремя успев обратиться именно так, а не "дядя Стив", как когда-то. - Вы уже наверняка слышали обо всем, что произошло с Викканом. Но он правда не знал, что Томас жив, это была просто неконтролируемая вспышка. - слова даются с большим трудом и говорить их приходится достаточно быстро, прежде чем в эту речь не вмешается Ванда. - Он сгниет в тюрьме, если мы ничего не сделаем. Он никогда бы не сделал этого нарочно, вы знаете сами.
